Вдоль зубчатой высокой белокаменной стены замка шли двое. Первый, что был одет в лёгкую летнюю накидку римского стиля, шагал не спеша, немного прихрамывая на правую ногу. Его собеседник, сцепив руки в замок за спиною, в плаще не по погоде с широким капюшоном, скрывающим лицо, стараясь держаться  расслабленно, поглядывал с тревогою в даль. Порывистый  ветер, гуляющий среди титанических башен замка, свистел в ушах и приглушал их беседу, принося спасительную прохладу от полуденного пекла. Часовой, стоящий  перед массивными дверьми, резво вытянулся в струнку, завидев идущих, и, гордо задрав подбородок, отсалютовал  ударом посоха по полированному камню под ногами. Ветер подхватил очередную фразу собеседников и, порвав её, словно школьник промокашку, донёс до ушей часового только осколки .
- За...ем ? ...Всё ...мы не пы.......я создать Боги как урага... снопы ...ома... т словно в насм...ку. - И только дряхлый пыльный кречет, сидевший на барельефе герба, всё видел, слышал и словно ухмылялся подёргивая перьями хвоста.
  - Ответь мне, - спросил тот, что в римской  накидке,- добился ли ты того, к чему стремился? В долгой паузе и шуршащем по камням мусоре ответ казалось материализовался в немое слово. Вопрошающий слегка  покивал несказанному и бросил оценивающий взгляд на спутника. Взор был встречен холодными глазами, в которых читалась усталость и решимость. Какое-то время неизвестный смотрел пристально, пытаясь найти во взгляде что-то давно ускользнувшее, растаявшее, утерянное им самим. Интерес хромого переместился на висящее на поясе оружие стоящего напротив, потом на его обувь, что была куда менее внушительна и попачкана, а через мгновение вовсе сосредоточился на малюсеньком побеге с тёмно-зелёными листьями, пробивавшемся сквозь шов каменной кладки.
   - Раз спросил-отвечу. Нет в этом ни тайны, ни сложностей. Есть простой закон жизни. Этот мир вокруг лишь  среда для абсолютно любых помыслов. Попав в него, вор становится  беспокойным богачом, мирный работяга измученным рабом, бесстрашный воин - оборванцем-калекой, а заботливая мать - одинокой печальной девою. А ведь и работяга мог выбрать и стать кем угодно. И спасителем, и чёрным проклинателем, да хоть церковным аббатом. Всё дело желания и воли. Ибо стремящийся к добру-добро в душе приобретёт, а зло сеющий - зло пожнёт и пресытится. Это не мир плох. Это желания и цели наши таковы. Тянущийся ко лжи и славе, либо падает в пропасть недоверия, либо на плечах глупцов царствует над теми, кто внизу. И лишь прихоть богини везения да упорство разделяют эти варианты. К чему бы ты не стремился, знай, что ты  тут всего лишь временной сгусток энергии, за которым наблюдают, оценивают и делают выводы. Каждый свои, каждый для себя. А Боги как жили своей жизнью, так и живут и, абсолютно не зависят от того, что ты делаешь. У них другие цели, им достаточно того, чтобы ты тут был. Добро или зло нужны лишь тебе самому .
   Человек в капюшоне вдруг приоткрыл рот, желая что то возразить, но хромой поднял ладонь, останавливая его и требуя жестом дослушать. Спутник в капюшоне остановился, не издав ни звука, но сжав губы и поигрывая скулами, крепко ухватился за рукоять своего посоха, пытаясь сдержать заклокотавшие в нем эмоции. Следующая фраза хромающего гостя напрочь смыла его остатки самообладания и погрузила в пучину ярости.
 -  Наверно ты  считаешь себя  уже близким к богам? Они смеются  над тобою и, поверь, у них уже готова новая сцена для театра судеб, в которой ты лишь муравей, считающий себя слоном.
   Взмах посоха был мгновенен и через долю секунды сорвавшийся с его наконечника огненный смерч поглотил римскую тунику. Казалось, что порыв гнева бесследно и навсегда стёр с лица земли столь дерзкое создание, смеющее поучать и рассуждать... Но челюсть с искривлённой злобою ухмылкой отвисла, стоило только огненным полохам уняться. Спокойный  и слегка расстроенный собеседник стоял как ни в чём не бывало и только в очередной раз покивал головой. Взглянул на обугленный стебелёк, что недавно ещё сиял жизнью и зеленью среди нагромождения этих камней, там теперь появилась еле заметная трещина. Он отвесил ироничный поклон и растворился в воздухе с очередным порывом ветра. Старый кречет, взмахнув крыльями, обдал пылью изящный барельеф и устремился ввысь, гордо паря под грозовыми облаками. До ушей часового донеслась чёткая и звенящая фраза.
  -  Глупец. Тот, кто не может контролировать даже собственные эмоции, никогда не обретёт ни силы, ни власти, ни уважения.